Почему мне интересно читать поэзию Ф. И
О днажды на вопрос анкеты дочери Льва Толстого Татьяны «Долго ли бы вы хотели жить?» Фет ответил: «Наименее долго». И всё же у писателя была длинная и очень насыщенная жизнь - он не только писал множество лирических произведений, критические статьи и мемуары, но и посвятил целые годы сельскому хозяйству, а яблочную пастилу из его имения поставляли даже к императорскому столу.
Непотомственный дворянин: детство и юность Афанасия Фета
Афанасий Фет в детстве. Фотография: pitzmann.ru
Афанасий Фет родился в 1820 году в деревне Новоселки недалеко от города Мценска Орловской губернии. До 14 лет он носил фамилию отца - богатого помещика Афанасия Шеншина. Как выяснилось позже, брак Шеншина с Шарлоттой Фет был незаконным в России, поскольку они обвенчались только после рождения сына, что православная церковь категорически не принимала. Из-за этого юношу лишили привилегий потомственного дворянина. Он стал носить фамилию первого мужа матери - Иоганна Фета.
Афанасий получал образование на дому. В основном грамоту и азбуку ему преподавали не профессиональные педагоги, а камердинеры, повара, дворовые, семинаристы. Но больше всего знаний Фет впитал из окружающей природы, крестьянского уклада и сельского быта. Он любил подолгу общаться с горничными, которые делились новостями, рассказывали сказки и предания.
В 14 лет мальчика отправили в немецкую школу-пансионат Крюммера в эстонский город Выру. Именно там он полюбил стихи Александра Пушкина . В 1837 году юный Фет приехал в Москву, где продолжил обучение в пансионе профессора всеобщей истории Михаила Погодина.
В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность; но в конце концов оказывалось, что стремились наружу одни спирали стеблей, на которых никаких цветов не было. Я чертил на своей аспидной доске какие-то стихи и снова стирал их, находя их бессодержательными.
Из воспоминаний Афанасия Фета
В 1838 году Фет поступил на юридический факультет Московского университета , но вскоре перешел на историко-филологический. С первого курса он писал стихи, которые заинтересовали однокурсников. Юноша решил показать их профессору Погодину, а тот - писателю Николаю Гоголю . Вскоре Погодин передал отзыв знаменитого классика: «Гоголь сказал, это несомненное дарование» . Одобряли произведения Фета и его друзья - переводчик Иринарх Введенский и поэт Аполлон Григорьев, к которому Фет переехал из дома Погодина. Он вспоминал, что «дом Григорьевых был истинной колыбелью моего умственного я». Два поэта поддерживали друг друга в творчестве и жизни.
В 1840 году вышел первый сборник стихов Фета «Лирический пантеон». Он был опубликован под инициалами «А. Ф.». В него вошли баллады и элегии, идиллии и эпитафии. Сборник понравился критикам: Виссариону Белинскому , Петру Кудрявцеву и поэту Евгению Баратынскому . Через год стихи Фета уже регулярно печатал журнал Погодина «Москвитянин», а позднее журнал «Отечественные записки». В последнем за год вышло 85 фетовских стихотворений.
Мысль вернуть дворянский титул не покидала Афанасия Фета, и он решил поступить на военную службу: офицерский чин давал право на потомственное дворянство. В 1845 году его приняли унтер-офицером в Орденский кирасирский полк в Херсонесской губернии. Через год Фета произвели в корнеты.
Известный столичный автор и «агроном-хозяин до отчаянности»
Фридрих Мебиус. Портрет Марии Фет (фрагмент). 1858. Государственный литературный музей, Москва
В 1850 году, обойдя все цензурные комитеты, Фет выпустил второй сборник стихотворений, который хвалили на страницах крупных российских журналов. К этому времени его перевели в чин поручика и расквартировали ближе к столице. В Балтийском порту Афанасий Фет участвовал в Крымской кампании, войска которой охраняли эстонское побережье.
В последние годы жизни Фет получил общественное признание. В 1884 году за перевод сочинений Горация он стал первым лауреатом полной Пушкинской премии Императорской Академии наук. Через два года поэта избрали ее членом-корреспондентом. В 1888 году Афанасия Фета лично представили императору Александру III и присвоили придворное звание камергера.
Еще в Степановке Фет начал писать книгу «Мои воспоминания», где он рассказывал о своем помещичьем быте. Мемуары охватывают период с 1848 до 1889 год. Книгу в двух томах опубликовали в 1890 году.
3 декабря 1892 года Фет попросил жену позвать доктора, а тем временем продиктовал секретарше: «Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному» и подписал «Фет (Шеншин)» . Писатель скончался от сердечного приступа, но известно, что сначала он пытался покончить с собой, кинувшись за стальным стилетом. Афанасия Фета похоронили в селе Клейменово, родовом имении Шеншиных.
Обидно мне было видеть, как равнодушно встретили печальное известие даже те, кого оно больше всего должно было тронуть. Какие мы все эгоисты! Он был сильный человек, всю жизнь боролся и достиг всего, чего хотел: завоевал себе имя, богатство, литературную знаменитость и место в высшем свете, даже при дворе. Все это он ценил и всем наслаждался, но я уверен, что всего дороже на свете ему были его стихи и что он знал - их прелесть несравненна, самые вершины поэзии. Чем дальше, тем больше будут это понимать и другие.
Из письма Николая Страхова Софье Толстой, 1892 год
Уже после смерти писателя, в 1893 году, вышел последний том мемуаров «Ранние годы моей жизни». Также Фет не успел выпустить и том, завершающий цикл стихотворений «Вечерние огни». Произведения для этой поэтической книги вошли в двухтомник «Лирические стихотворения», который в 1894 году издали Николай Страхов и великий князь Константин Романов.
Судьба Фета складывалась не совсем удачно. На протяжении долгих лет он упорно добивался дворянского звания и получения фамилии Шеншин.
После окончания университета Фет поступил на военную службу унтер-офицером кирасирского полка, чтобы «выслужить» дворянство.
В Херсонской губернии, где квартировал полк, у молодого Фета случился роман с Марией Лазич, дочерью отставного генерала-вдовца, обрусевшего серба, человека небогатого. Оказалось, что Мария близка ему по духу и с ранних лет любит его стихотворения. В одном из писем Фет признавался: «.. .Я встретил девушку - прекрасного дома и образования - я не искал ее - она меня; но - судьба, и мы узнали, что были бы очень счастливы...» Но Фет переступил через свою любовь - он пожертвовал ею ради достижения главной цели своей жизни: дворянского звания и богатства.
Многие не понимали, как в Афанасии Фете могут уживаться тонкий лирик и человек холодного рассудка. «Что ты за существо - не понимаю, -недоумевал Яков Полонский. - Откуда у тебя берутся такие елейно-чистые, такие возвышенно-благоуханные стихотворения?.. Если ты мне этого не объяснишь, то я заподозрю, что внутри тебя сидит другой, никому не ведомый, и нам, грешным, невидимый человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и звезд, и окрыленный!»
Разумеется, никаких объяснений другу Фет не дал, а в своих мемуарах утаил имя Марии Лазич, назвав девушку Еленой Лариной.
Мария мучилась, не понимая, почему Фет отвергает ее любовь, и только его письма были утешением. Конец ее был трагическим: девушка легла на диван, раскрыла книгу и... закурила. От брошенной на пол непогашенной спички вспыхнуло ее белое кисейное платье. Мария бросилась на балкон, но на свежем воздухе пламя охватило ее до головы, и девушка скончалась в страшных муках...
А что же Фет? Он хладнокровно писал приятелю: «Я ждал женщины, которая поймет меня, - и дождался ее. Она, сгорая, кричала: «Во имя неба, берегите письма!» - и умерла со словами: он не виноват, - а я».
Подобным же образом сложились отношения Фета с Александрой Львовной Бржеской, молодой женой, а затем вдовой херсонского помещика. Будучи уже женатым человеком, Фет не прекращал с ней переписки, даже звал ее поселиться у него в имении, но...
В 1853 году Фету удалось перевестись в гвардейский уланский полк, расквартированный в районе Волхова. Теперь у него появилась возможность бывать в Петербурге, и не только по литературным делам - как одержимый, он хлопотал о дворянстве. Фет стал сотрудничать с журналом «Современник», который в ту пору редактировал Некрасов, познакомился с Тургеневым. Однако, по свидетельству А.Я. Панаевой, «Тургенев находил, что Фет так же плодовит, как клопы, и что, должно быть, но голове его проскакал целый эскадрон, отчего и происходит такая бессмыслица в некоторых его стихотворениях. Но Фет вполне был уверен, что Тургенев приходит в восторг от его стихов...»
Однако великий романист, высоко ценивший лирику Фета, со временем охладел к его творчеству - Иван Сергеевич верно заметил, что поэт перестал развиваться, что его стихи бедны по содержанию, и в письмах к Полонскому не раз отмечал, что Фет «перепевает себя».
1 (13) мая 1866 года Тургенев, возлагавший теперь надежды на поэзию Полонского, писал ему: «...Да не остынет в тебе этот жар, который с каждым годом исчезает в наших современниках». Прочитав в 1871 ГОДУ в журнале «Вестник Европы» стихотворение Полонского «Натрный ключ», Тургенев сообщил автору, что нашел в стихотворении «счастливые обороты», и с удовлетворением заметил: «Тебя муза не покинула, не то, что нашего бедного Фета». А в письме Фету от 29 марта (10 апреля) 1872 года упрекал поэта в недостатке «тонкого и верного чутья внутреннего человека, его душевной сути...» В шутку говоря о «поэте Фете» в третьем лице, Тургенев заметил, что в этом отношении «не только Шиллер и Байрон, но даже Я. Полонский побивает его в пух и прах».
По всему видно, что Тургенев ценил творчество Полонского гораздо выше лирики Фета, в то время как поэзию Некрасова терпеть не мог. Сегодня нет смысла выстраивать поэтов по ранжиру. Суть в другом: Полонский и Фет дружили с юных лет, и Полонский в письме Тургеневу от 14 (26) июня 1870 года вопрошал: «Где Фет? Господи! как был бы я рад его увидеть... Мне просто хочется с ним повидаться и, обнимая его, так сказать, вместе с ним обнять нашу старую - некогда молодую поэзию».
Попытавшись жить литературным трудом, Фет вскоре пришел к выводу, что прокормиться стихами невозможно, и еще настойчивей стал хлопотать о дворянстве. Наконец, в 1873 году, его прошение было удовлетворено. Тщеславный разночинец Фет стал потомственным дворянином, «трехсотлетним Шеншиным».
Обрадованный Афанасий Афанасьевич отправил жене письмо с требованием заменить все метки на столовом серебре, почтовой бумаге, белье - заменить фамилию Фет на Шеншин. «Теперь, когда все, слава Богу, кончено, ты представить себе не можешь, до какой степени мне ненавистно имя Фет. Умоляю тебя никогда его ко мне не писать, если не хочешь мне опротиветь. Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя Фет». Добившись дворянского звания, практичный и расчетливый Фет в 1860 году купил двести десятин земли в родном Мценском уезде Орловской губернии и переселился в деревню Степановку, где занялся помещичьими делами. Он создал на своих землях конезавод, строил хозяйственные постройки и мельницы, десять лет прослужил мировым судьей. На долгих два десятка лет он практически отошел от литературы, на досуге занимался философией да писал статьи, в которых яростно призывал защищать помещичью собственность от крестьян и наемных рабочих, словно не понимая, что именно они, крепостные и батраки, эту самую собственность своим трудом и создали.
Тургенев сообщал Полонскому о Фете в письме из Спасского от 21 мая (2 июня) 1861 года: «Я видел Фета в самый день моего приезда сюда - 9 мая - и теперь скоро опять увижу его: вместе с Толстым (Львом) мы отправляемся в его деревню (за 60 верст отсюда) - которая поглощает всего его с ног до головы. Он теперь сделался агрономом - хозяином до отчаянности, отпустил бороду до чресл - с какими-то волосяными вихрами за и под ушами, - о литературе слышать не хочет и журналы ругает с энтузиазмом. Я, однако, сообщу ему твое письмо и твои стихи: он любит тебя от души».
Тургенев обижался на Фета за то, что тот, как заправский помещик, писал ему: «Покупайте у меня рожь по 6 руб., дайте мне право тащить в суд нигилистку и свинью за проход по моей земле, не берите с меня налогов - а там хоть всю Европу на кулаки!»
Разумеется, такие пассажи Фета вызывали критику демократически настроенных литераторов. В журнале «Русское слово» критик отмечал, Что Фет в своих стихах «придерживается гусиного миросозерцания», а Д.И. Писарев в одной из своих статей писал об итоговом сборнике сти-ков Фета, что его стихи годятся лишь «для оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, мещерского сыра и копченой рыбы».
Полонский не узнавал своего друга студенческих лет, словно переродившегося из талантливого поэта в преуспевающего землевладельца-помещика. Ему, человеку мягкому и незлобивому, было глубоко чуждо частнособственническое мировоззрение Фета, его откровенное стяжательство и неприкрытая жадность. Полонский, в детские годы запросто игравший со своими сверстниками, крепостными мальчиками и девочками, никогда не смог бы обидеть их и в солидном возрасте. Да и своего имения у Полонского не было...
В 1877 году Фет продал свое имение Степановку за 30 тысяч рублей и купил другое, гораздо большего размера, - Воробьевку, за которое было уплачено втрое больше - 105 тысяч рублей. К тому времени Фет был состоятельным человеком: он выгодно женился на Марии Петровне Боткиной, дочери крупного московского купца и сестре его приятеля, литератора и критика «эстетического направления» Василия Петровича Боткина. Имение ранее принадлежало помещику Ртищеву и находилось в Щигровском уезде Курской губернии, на реке Тускари. Площадь земель составляла 850 десятин, из них 300 десятин занимал лес. Добраться до имения большого труда не составляло: Воробьевка находилась н 12 верстах от железнодорожной станции Коренная Пустынь Московско-Курской железной дороги и в 25 верстах от губернского центра.
Деревня располагалась на левом, луговом, берегу реки, и серые крестьянские избы издали походили на диких уток, вышедших прогуляться по траве. Барский дом со всеми хозяйственными постройками находился на правом берегу, возвышенном и живописном. Он, словно рачительный хозяин, смо-I рел глазами высоких окон на противоположный берег Тускари. Усадебный 1ом, как и другие служебные помещения, был выстроен из камня. А вокруг шумел листвой огромный парк. Вековые дубы тянули к солнцу свои узловатые ветви. В чаще свистели и перекликались соловьи и другие певчие птахи, над парком кружили крикливые грачи, а по направлению к реке, изогнув свои длинные шеи, медленно пролетали по небу боязливые цапли.
Перед усадебным домом, прямо под балконом, шумел водяными струями фонтан, а по спуску от дома к реке тянулись яркие цветники...
Вот как описывал новое имение Фета его друг и «литературный советник», философ, публицист и критик Николай Николаевич Страхов: «Каменный дом окружен с востока каменными же службами, а с юга и с запада огромным парком на 18-ти десятинах, состоящим большею частью из вековых дубов. Место так высоко, что из парка ясно видны церкви Коренной Пустыни (старинный монастырь, расположенный по соседству, который дал название железнодорожной станции и славящейся с XVIII века ярмарке. - А.П.). Множество соловьев, грачи и цапли, гнездящиеся в саду, цветники, разбитые по скату к реке, фонтан, устроенный в самом низу против балкона, - все это отразилось в стихах владельца, писанных в этот последний период его жизни».
Воробьевка очаровала Фета и пробудила его долгое время дремавшие творческие силы. Как он впоследствии признавался в одном из писем, «.. .С 60-го по 77-й год, во всю мою бытность мировым судьею и сельским тружеником, я не написал и трех стихотворений, а когда освободился от того и другого в Воробьевке, то Муза пробудилась от долголетнего сна и стала посещать меня так же часто, как на заре моей жизни».
Купив новое имение, Фет сразу стал приводить его в порядок. Усадебный дом был заново оштукатурен и покрашен, внутри были перестелены полы, переклеены обои и заново переложены все печи. Антресоли Инд парадными комнатами превратились в кабинет поэта, библиотеку и бильярдную. Полуразрушенная теплица была восстановлена, и сюда из пепановской оранжереи с большой осторожностью перевезли кипарисы И лимоны, кактусы и абрикосы, розы и различные диковинные цветы. Ныстроили конный двор, куда перевели лошадей из Степановки...
Став богатым помещиком, Фет все теплое время года, с апреля по по ноябрь, начиная с весны 1878 года, проводил в своем имении, а зимой жил в Москве, в собственном доме на Плющихе, купленном в 1881 году. Отличаясь строгостью к крестьянам, для друзей, которые у него нередко гостили, он оставался по-прежнему гостеприимным и хлебосольным хозяином.
Когда Полонский и Фет после двенадцатилетнего мучительного для Обоих разрыва отношений примирились, Афанасий Афанасьевич признавался стареющему «певцу грез» в письме от 26 декабря 1887 года:
Я бы не знал, с чего начать мне это письмо, если бы твой чин настоящего прирожденного поэта не гарантировал мне чуткого понимания моих речей по первому слову. Напрасно напоминать тебе наши постоянные дружеские, или лучше сказать, братские, отношения в течение сорока лет; напрасно говорить, что ты один из четырех человек, которым я в жизни говорил «ты»; (Фет в своих письмах к Полонскому обращался к нему следующим образом: «Любезный друг Яков Петрович!», «Старый дружище Яков Петрович!», «Исконный и дорогой дружище Яков Петрович!» - А.П.); напрасно говорить, что я никогда ни на минуту не переставал ценить тебя как человека и ставить в излюбленных мною стихотворениях рядом с Лермонтовым и Тютчевым».
С получением дворянского звания самолюбие Фета было удовлетворено, но, как выяснилось впоследствии, лишь на краткий срок. Помещику Шеншину этого показалось мало, и он на склоне лет пустился в погоню за разными почестями. К пятидесятилетию своей литературной деятельности он буквально выпросил себе придворное звание камергера. Полонский, услышав об этом, писал Фету в декабре 1888 года: «Кто-то, вероятно, в шутку, говорил мне, что ты просишься в камергеры. Верить этому не хочу, потому что не можешь ты не сознавать, что звание поэта выше, чем сотня камергеров, из которых, наверно, целая половина гроша медного не стоит».
Фет не внял увещеванием друга, более того - обиделся на него. Однако искорка обиды потухла, как только вожделенное звание камергера было пожаловано.
Полонский, немного удивленный и озадаченный, написал Фету: «Если верить сегодняшнему № газеты «Новое время», ты - камергер высочайшего двора... Если ты этим порадован, то радуюсь и я. Если ты доволен, то и я доволен. Судить о тебе по своей собственной натуре считаю несправедливостью».
Болезненное честолюбие Фета было непонятно Полонскому. Как такое могло случиться: его давний друг, ныне больной старик, страдающий от удушья, изнывает на дворцовых приемах, к месту и не к месту надевает камергерский мундир... И ради чего все это?
Тургенев скептически смотрел на все потуги Фета выбиться в люди высшего света и с иронией писал ему по этому поводу: «Как Фет, Вы имели имя, как Шеншин, Вы имеете только фамилию».
В отличие от настойчивого, болезненно самолюбивого и тщеславного Фета, Полонский был человеком мягким, добродушным, открытым и не ставил перед собой каких-либо определенных целей, кроме одной - бескорыстного служения русской словесности.
(233 слова)
Стихотворения - одна из тех вещей в мире, которая полностью выстрадана человеком: его душевной кровью, болью, страданием. Это облаченный в отточенный слог и рифму крик сердца. Средством успокоения и умиротворения для Фета являлась природа, и это стало главной темой творчества автора.
Через стихотворения, где преимущественно ткались пейзажные зарисовки, он преодолевал свои страдания. Соответственно, природа являлась в чистом виде музой для Фета, а вместе с тем - и средством исцеления душевных ран. Почти для всех поэтов природа была символом свободы, внутреннего и внешнего раскрепощения.
Природа даёт нам бесчисленное количество незаменимых символов и образов. Бездонные моря, безбрежные луга, перевернутый океан неба со своей бесчисленной живностью в виде космических светил, - всё это со страшной силой атакует фантазию любого творческого человека. Он особенно тонко чувствует красоту, поэтому она оказывает на него целительное воздействие. Фет чувствовал это и воспевал прелесть естества, очищая свою душу. Именно поэтому его называли адептом концепции чистого искусства.
Поэт прибегает к олицетворению, когда природные явления наделяются человеческими чертами, начинают с ними отождествляться, но, фактически, здесь и нет никакого противопоставления, ведь люди, всё человеческое - это элементы всё той же природы. Поэтому когда мы вдохновлены ей, - мы вдохновлены первозданной материей: чистой и живой. Мы прикасаемся к тому, из чего произошли и благодаря чему существуем; мы отдаём в своём роде дань за то, что появились на свет, и за то, что вообще способны испытывать такие сильные чувства и переживания, которые Фет и воплощал в своих стихотворениях.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!
#Фет195 #ГодЛитературы
Уважаемые читатели!
Разрешите в очередной раз полюбопытствовать: «Нравятся ли вам ваши фамилии?»
Вероятно, кому-то да, а кому-то не очень. А вот Афанасий Фет ненавидел свою фамилию!
Да-да, фамилия стала для великого русского поэта, как он писал впоследствии, именем всех его страданий: «Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им - Фет».
О лирике Фета два года назад писала в Блоге Коза Дереза
. А я бы хотела поговорить с вами о том, почему Афанасий Фет так не любил свою фамилию.
Дело в том, что его рождение было окутано тайной. Матерью А. Фета была немка Шарлотта Фёт (именно ФЁт!), в девичестве Беккер. Её первым мужем был мелкий чиновник Иоганн Фёт. А вторым - отставной офицер Афанасий Неофитович Шеншин, богатый и просвещенный орловский помещик. Будущий поэт родился 5 декабря (23 ноября по старому стилю) 1820 года в селе Новоселки Орловской губернии. Он был сыном А.Н. Шеншина, но, к сожалению, родители заключили брак после его рождения. Когда родился Афанасий Шарлотта и Иоганн Фёт не были официально разведены. Однако младенец был записан в метриках как сын Шеншина. А когда Афанасию исполнилось 14 лет, орловские губернские власти вследствие какого-то доноса стали наводить справки о рождении мальчика и браке его родителей. И «ошибка» в документах обнаружилась… В один день А.А. Шеншин был лишён фамилии, дворянства и даже русского гражданства! Отныне он должен был носить фамилию Фёт. Богатый наследник внезапно превратился в «человека без имени», сына безвестного иностранца. Страшное потрясение для подростка, не правда ли?
Вернуть утраченное положение стало навязчивой идеей, определившей весь жизненный путь поэта.
Афанасий получил прекрасное образование. Учеба давалась ему легко. А вот оторванность от семьи была настоящей катастрофой. В 1837 году он окончил частную немецкую школу-пансионат в Эстонии (город Верро). Мальчик был очень одинок: в его классе не было ни одного русского. К тому же Афанасия не забирали домой даже на каникулы.
После школы, готовясь к поступлению в университет, он обучался в пансионате профессора Погодина, писателя, историка и журналиста. В 1838 году Афанасий Фет поступил на юридический, а потом – на философский факультет Московского университета, где учился на историко-филологическом (словесном) отделении.
В университете Афанасий вместе со своим другом, будущим поэтом Аполлоном Григорьевым, стал посещать кружок студентов, которые усиленно занимались литературой и философией. В 1840 году был издан первый сборник стихотворений Фета - «Лирический пантеон». Автор подписал его одними инициалами - «А. Ф.».
Творчество начинающего поэта заслужило одобрение Белинского и Гоголя. Через два года стихи Фета (в общей сложности 85 стихотворений) были опубликованы уже во многих изданиях, в том числе популярных журналах того времени - «Отечественные записки» и «Москвитянин». Именно в это время «ё» в фамилии поэта была изменена на «е». Теперь он стал Афанасием Афанасьевичем Фетом. Поэт не был против такой поправки и взял эту фамилию как псевдоним. Как мы уже говорили, главной идеей жизни А. Фета было возвращение утраченного положения. Он решает после окончания университета поступить в армию. Дело в том, что по закону, принятому еще Петром I, офицерское звание делало его носителя потомственным дворянином. Но за несколько месяцев до производства Фета в офицеры Николай I отменил этот закон, и русское дворянство стало возможно получить после присвоения чина майора. Теперь Фету предстояло выслужить 5 (!) чинов на пути к своей цели.
Медленно и упорно он продвигался по служебной лестнице и в пылу этого карабканья упустил, вероятно, подлинное счастье – подавил в себе любовь к дочери бедного помещика Марии Лазич. Это была высокообразованная и талантливая девушка, которая самозабвенно любила Афанасия Фета. Но поэт не решился жениться на ней, потому что боялся обречь их на скудную жизнь в совершенно жалких условиях. Трагическая гибель Марии после их разрыва осталась вечной мукой Фета:
Трава поблекла, пустыня угрюма, И сон сиротлив одинокой гробницы, И только в небе, как вечная дума, Сверкают звезд золотые ресницы. («В тиши и мраке таинственной ночи…»)
Фета ждала еще одна неудача:
когда он завоевал эполеты майора, новый император Александр II издал указ, согласно которому дворянство обеспечивал уже только полковничий чин… (Изучая биографию Фета, так и хотелось воскликнуть: «Так не бывает! Это злой рок!») И поэт сдался. Отчаявшись добиться нужного чина, он вышел в отставку, женился на богатой невесте М.П. Боткиной, получив в приданое 35 тысяч рублей серебром – огромную по тем временам сумму. В 1860 году Фет купил хутор Степановку, в тех же местах, где были родовые имения Шеншиных и стал образцовым хозяином. За несколько лет хутор преобразился в богатейшую усадьбу с плодородными сельскохозяйственными угодьями и шикарным парком. Со временем поэт купил Воробьевку – красивую барскую усадьбу, которую называл «Наша микроскопическая Швейцария». Приобрел еще несколько имений и дом в центре Москвы, на Плющихе. Среди соседей-помещиков он становился все более уважаемым лицом. Выражением этого был выбор его на почетную роль мирового судьи, в которой он оставался целых 17 лет!
Усадьба А.Фета в Воробьевке
Афанасий Фет так и не смог дослужиться до дворянства.
(Хотя нужно отметить, что поэт не считал проведенные на военной службе 11 лет бесплодными. «Никакая школа жизни не может сравниться с военною службою, требующей строжайшей дисциплины, величайшей гибкости и твердости стального клинка… и привычки к мгновенному достижению цели кратчайшим путем», - так писал он впоследствии). Однако в 1873 году, поэт официально вернул себе фамилию Шеншин. Каким именно образом это произошло, биографы Фета ответить затрудняются. Одни исследователи пишут, что он нашел какие-то документы (не понятно какие), другие – «всеми правдами и неправдами добился, наконец, права носить фамилию Шеншин». Предоставим дотошным биографам выискивать, каким же именно образом это произошло, но факт остается фактом – спустя годы мучений поэт добился своего - 26 декабря 1873 г. вышел Указ Сената о присоединении А.А. Фета к роду Шеншиных. Впрочем, стихи он продолжал печатать под прежней фамилией. Разъяснение поэт дал в следующих строках:
Я между плачущих Шеншин, А Фет я только средь поющих. Смерть Фета, как и рождение, была загадочной…
Но об этом, я надеюсь, вы прочтете самостоятельно. А сейчас послушайте прекрасное стихотворение Фета в исполнении актера Владимира Самойлова. Пусть оно согреет вас в ненастную погоду. Первые строчки стихотворения, я уверена, знакомы каждому: «Я пришел к тебе с приветом…»
Когда на душе
неспокойно, нет ничего лучше, чем посидеть в мягком
кресле с томиком
стихов в руках.
Стихи помогают нам отвлечься от реальных
событий, заставляют размышлять на разные
темы. На мой
взгляд, в поэзии
Ф. Тютчева
и А. Фета
можно выделить три основные направления. Это любовная
лирика, стихи о природе
и стихи
на тему
жизни и смерти.
Конечно, это далеко не все
темы, но я хочу
остановиться именно на них,
так как они для меня ближе всего. Многие сравнивают поэзию Ф. Тютчева
с пушкинской
и находят,
что они похожи. Но мне
кажется, что такая оценка ошибочна. В лирических
произведениях А.С. Пушкина
слова точно выражают мысль, вое ясно и четко.
Из-за этого
его стихи слишком реалистичны. Тютчев же
передает самые тонкие переживания, ощущения, оттенки чувств, не называя
их. через окружающие предметы. В стихотворений
«Весенняя гроза» поэт, описывая первый дождь, передает настроение радости:
Люблю грозу в начале,
мая,
Когда весенний первый гром,
Как бы
резвяся и играя,
Грохочет в небе
голубом…
В этих строках столько динамики, жизни; движения, что читатель с легкостью
представляет себе картину и события:
небо, которое несколько минут назад было голубым, затянулось темными облачками; подул ветер, прохладный и приятный;
в наступившей
тишине -
ожидание грозы; воздух наэлектризован; вдруг громкий стук раздался отовсюду; крупные капли дождя застучали по крышам и окнам
домов, по улицам; вода смыла со всего
пыль; листья деревьев стали ярко-зеленого
цвета.
По первым словам чувствуется, что речь идет не о скучном
осеннем дожде, а о майском
веселом дождике, которому все рады. И Тютчев,
и Фет
чрезвычайно нежно относятся к родной
природе. Тютчев пишет:
Природа -
сфинкс.
И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было
у ней.
Природа -
это тайна. Но чувства
людей тоже загадочны. У А. Фета
есть замечательное стихотворение, ставшее уже хрестоматийным, которое как раз и показывает
как через состояние окружающей среды можно дать почувствовать, что, ощущает человек:
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья…
В этих строках слышится нечто большее, чем просто описание природы. Здесь есть что-то
нежное, чувственное. Осторожно и медленно
входит рассвет, не торопясь,
будто боится помешать чему-то
важному. Такая неторопливость и неуверенность
рождает таинственность отношений. Это стихотворение
о любви,
хотя этого слова и нет,
но оно
звучит между строчек. Я люблю
читать стихи о любви.
Почему? Наверное, потому, что каждый поэт раскрывает эту тему по-своему.
Мне очень
нравится, как о любви
пишет Тютчев. Создается впечатление, что читаешь не мысли
совершенно чужого человека, а твой
собственный внутренний мир отобразили на желтых
листах типографской бумаги: «Она сидела на полу
и груду
писем разбирала…», «О, как убийственно мы любим…»,
«Люблю глаза твои, мой друг…». Всего в нескольких
рифмованных строчках поэту удалось выразить то,
что я не могу
сказать обыденным языком. Его стихи
рождают во мне
ожидание чего-то
прекрасного и неизведанного.
Иногда мне самой хочется взять перьевую ручку, лист белой бумаги и написать
что-то,
хотя бы
отдаленно напоминающее или слегка похожее на то,
что написано Тютчевым. И у Фета,
и у Тютчева
не последнее
место в творчестве
занимают стихи о жизни
и смерти.
Поток сгустился и тускнеет,
И прячется под твердый льдом…
Лишь жизнь бессмертную ключом
Сковать всесильный хлад не может…
В начале стихотворения вся природа, ручей находятся в «оцепененье ледяном». Все замедляется,
почти останавливается. Но к концу
мы видим,
что «всесильный хлад» побежден, что ключ не замерз,
жизнь не остановилась,
смерть, которую отождествляют со льдом
и хладом,
побеждена. Победа и торжество
жизни над смертью.
Отношение Фета к смерти
аналогичное. Пока он жив,
смерть ему не страшна:
Покуда на груди
земной
Хотя с трудом
дышать я буду,
Весь трепет жизни молодой
Мне будет внятен отовсюду.
Я не знаю, хотели ли Тютчев и Фет жить вечно, но, несомненно, они оставили заметный след в нашей литературе. Думаю, что и через десять, и через пятнадцать лет я буду с удовольствием читать стихи этих замечательных поэтов.
